В блоге Сергея Ярославцева я нашел интересную заметку, убедительно демонстрирующую механизм влияния политики на «номенклатуру» языков. Я полностью согласен с аргументами автора: сегодня считать хорватский и сербский (а также «боснийский») разными языками нет никаких лингивистических оснований. Однако политика, видимо, в конце концов перевесит. В декабре прошлого года, работая на конференции Совета Европы в Тиране, я обнаружил в ее документах следующее: Simultaneous interpretation is ensured from/into English, French, Albanian, Bosnian, Croatian, Serbian and Russian. Разумеется (как и следовало ожидать, хотя сначала, прочитав это, я грешным делом чуть засомневался) на все три «языка» переводили одни и те же люди из одной кабины.

Твердую границу между языками, вариантами языка и диалектами провести не всегда легко, но мою позицию можно проиллюстрировать так: русский и украинский — два разных языка; английский и «американский» — два (близких)варианта одного языка (французы, пишущие traduit de l'americain, неправы), сербскохорватский — один язык, имеющий из-за политического давления некоторые признаки развития в два или более вариантов, но до разных языков — еще очень далеко.

Время от времени по разным поводам возникают разговоры на эту тему. Но, как ни странно, о полиглотах — то есть о реальных людях, а не о чем-то полумифическом — написано не так много. Судя по публикуемой ниже рецензии, книга Майкла Эрарда Babel No More не очень удачна. Трудно сказать — я ее не читал и не знаю, буду ли читать. Но рецензия наводит на интересные мысли, которыми я хотел бы позже поделиться в комментариях. Правда, это придется сделать не сейчас, так как я в феврале «под завязку» занят.

Статья написана по просьбе журнала The Nation. В отличие от International Herald Tribune, работать с этим изданием было гораздо легче. В процессе работы над переводом редакторы не пыталась «перелицовывать» или «совершенствовать» текст, чем иногда грешили их коллеги. Дело ограничилось умеренной и разумной, на мой взгляд, правкой и добавлением нескольких connecting and explanatory phrases. Думаю, итог может представлять интерес для тех, кто переводит на английский язык.

Почти у каждого «действующего переводчика» есть свое мнение о возможности машинного перевода – как правило, отрицательное. Может быть, мы «ревнуем», боимся потерять работу? Моему поколению это уж точно не грозит. А вообще-то я не сомневаюсь, что у этой идеи большое будущее — в том смысле, что попытки будут продолжаться. Публикую здесь интервью с математиком Игорем Ашмановым, по поводу которого меня просили высказаться журналисты с «Утра России» (я не смог), и интервью Дмитрия Ермоловича, который в пределах минимального времени изложил позицию, близкую моей. Мнение г-на Ашманова, что для «машинного перевода ответственных текстов [...] реальный временной горизонт — 7-8 лет», безусловно, будет опровергнуто в течение ближайших семи-восьми лет.

Авторы серии передач «Послужной список» приглашали меня поговорить о профессии переводчика-синхрониста. Но когда пришел, выяснилось, что их — и слушателей — больше всего интересует про «высший уровень» и «первых лиц». Ну, поговорили и об этом. Из комментариев слушателей меня слегка шокировал вот этот:

ГЛАВНЫЙ ВОПРОС (#)

Как всегда, дамочки не задали главного вопроса: на переговорах, особенно - один на один, он становился носителем очень серьёзных тайн. Как с этим быть? Может ли он их разгласить? Через какой срок? При каких условиях? И кому он "сливал" всю эту информацию? Обо всём этом горе-ведущие даже не упомянули.

Ответ короткий: ничего особенного я не «носил» и тем более никому не «сливал».

Хорошая новость для всех, кто владеет двумя или несколькими языками: мы в меньшей степени подвержены риску заболеть болезнью Альцгеймера, и вообще двуязычие — это хорошо. Правда (см. интервью), двуязычие должно быть настоящим, а не «владею в совершенстве со словарем». Снова «Нью-Йорк таймс» заинтересовалась лингвистикой, и опять интересно.

Лингвисты редко удостаиваются упоминания в «Нью-Йорк таймс» — и тем важнее появившаяся недавно в этой газете статья об открытии (или гипотезе) Квентина Аткинсона, который на основе анализа фонем сотен языков пришел к выводу о происхождении всех мировых языков из одного источника, находившегося в Африке. Доказательство, судя по статье, довольно убедительное, хотя саму работу Аткинсона я не читал. Интересно, что гипотеза Аткинсона соотносится не только с данными о биологическом разнообразии (ареалом наибольшего биоразнообразия является Африка), но и с тем, что буквально все человеческие изобретения (хозяйственные, культурные, технические, военные) и даже такое «изобретение», как демократия, возникают, как правило, в одном месте и затем более или менее болезненно распространяются по всему миру.

Сергей Москалев

Мне прислали ссылку на интервью моего коллеги Дмитрия Заречняка, который в годы переговоров Рейгана и Горбачева был переводчиком с американской стороны. Хорошее, умное интервью. Я рад, что многие наши оценки совпадают. И пусть это прозвучит банально, но все-таки добавлю — наверное, совпадают не случайно.

Я уже писал — в «Несистематическом» и в статье When are you a ‘liberal’ and when are you not — о своеобразии интернационального слова «либеральный», живущего своей собственной жизнью в разных языках и политических культурах. Переводчик должен иметь об этом представление не только для общего развития (хотя многим молодым коллегам поработать в этом направлении, честно говоря, стоило бы), но и для того, чтобы избегать ошибок, вызванных «навязыванием» тексту неверного толкования из-за непонимания общего, политического или культурного контекста. Этот механизм переводческой ошибки (часто не связанный с неправильным пониманием грамматики или лексики переводимого предложения) не очень изучен, да и не совсем понятно, как его изучать (может быть, методом переводческого эксперимента, который иногда использовался Яковом Иосифовичем Рецкером).

В новогодние дни я натолкнулся на замечательный пример того, как этот механизм работает в конкретных условиях перевода новостной информации.

Дмитрий Ермолович

Материал с сайта Д.И. Ермоловича. Опубликовано также в журнале «Мосты» №4 (28). – М.: Р.Валент, 2010. – С. 75—81

Книга В.Н. Комиссарова «Современное переводоведение» — итоговый и, пожалуй, важнейший труд лидера и одного из основоположников отечественной теории перевода. Эта монография наиболее полно отразила его теоретические взгляды и оценки достижений науки о переводе в XX веке — веке, в середине которого эта наука возникла и в течение которого формировалась при его активном и непосредственном участии.