Предстоящий выбор России
Борьба двух разных проектов в высшем эшелоне власти
Дмитрий Фурман
В какой мере упоминание Медведевым Немцова, Касьянова, Каспарова и Лимонова как серьезных политиков и последовавший сразу же за этим арест Немцова и Лимонова на 15 суток (явно ни за что) являются отражением борьбы медведевской и путинской верхушечных «партий», и были ли эти аресты сознательным ответом «стойких путинистов» Медведеву, мы можем только гадать. Но то, что в этом эпизоде ярко отразилась борьба двух связанных с Путиным и Медведевым тенденций в нашей верхушке, двух разных, не артикулированных до конца, но ясно различимых политических «проектов», выбор между которыми предстоит сделать в ближайшее время, – очевидно.
Первая, путинская тенденция – инерционная. Для Путина и путинистов десятые годы должны быть прямым продолжением славных нулевых. Эти нулевые, в свою очередь, мыслятся отрицанием лихих девяностых, когда Россия была на грани гибели, от которой ее спас только Путин установлением своей властной вертикали. (О том, что Путин был приведен к власти Березовским и Ельциным, при этом как-то «забывается».) Самая страшная перспектива для Путина – это возвращение в политику людей, «ураганивших» в девяностые и вытолкнутых им за пределы «нормальной» политики в серую зону «полуподполья», вроде Немцова и вместе с ними духа девяностых. Путин так говорит об этой перспективе: «Если мы позволим им это сделать, они отдельными миллиардами уже не ограничатся – всю Россию распродадут». (У Немцова миллиардов явно нет, а есть ли они у нашего премьера, никто не знает.) Чтобы этого не произошло, необходимо сохранить, упрочить и, возможно, даже усилить достигнутый при Путине уровень контроля власти над публичным политическим процессом. С Немцовым и иже с ним надо не заигрывать, как Медведев, а пресекать их «на корню», пока не поздно. И поскольку речь идет о высшей ценности, о родине, которой грозит «распродажа», нельзя слишком заботиться о формальной законности, гуманности, «правах человека» и т.д. Высшая цель оправдывает средства. «Мочить» врагов России – тяжелый «крест» того, кто взял на себя задачу ее сохранения.
Что нас ждет, если эта политическая и идеологическая тенденция возобладает и в 2012 году вернется «ничего не забывший и ничему не научившийся» Путин? Очень многие представители властной верхушки вздохнут с облегчением, и первое время все будет спокойно. Но совершенно очевидно, что в конечном счете на этом пути нас ждет то же, чего уже дождались аналогичные путинскому киргизский, тунисский и египетский режимы и что ожидает Казахстан, Белоруссию, Сирию и много других подобных стран. Это революция, причем не мирная и цветная, которую без каких-либо оснований совсем недавно так боялись Путин и Сурков, не понимавшие, что цветную революцию еще надо заслужить, что она – для относительно либеральных и мягких правителей и режимов, а режимы с жесткой властной вертикалью ждут не цветные, а настоящие революции. Задавившая оппозицию, засадившая в тюрьмы или отправившая в изгнание своих немцовых и лимоновых, утратившая обратные связи с обществом и погрузившаяся в иллюзорный мир власть раньше или позже будет сметена буйной и «неструктурированной» толпой вроде той, которую мы видим по телевидению в репортажах из Египта и Туниса и прообраз которой мы могли совсем недавно воочию видеть на Манежной. Толчки к возникновению таких толп могут быть самые разные и случайные, они всегда возникают неожиданно и непредсказуемо, к руководству ими могут прийти тоже разные и случайные демагоги, и пытаться вести переговоры с этими толпами бессмысленно – от них надо просто бежать, стараясь прихватить как можно больше нажитых непосильным президентским трудом миллионов. Вернувшегося к полной власти и продолжающего прежнюю политику Путина практически неизбежно ждет судьба Бакиева или Бен Али – я пишу это совершенно без злобы и искренне не желая ему этой судьбы.
Вторая, медведевская тенденция, пока едва обозначившаяся, связана с совершенно иным отношением к оппозиции. Медведев стремится оживить представленную в Думе системную оппозицию и сделать системной ту оппозицию, которая была маргинализирована и радикализирована в путинскую эпоху и вхождение которой в Думу он, несомненно, приветствовал бы. Это предполагает совершенно иное отношение и к наследию девяностых как не только годам постреволюционного хаоса, нищеты и криминальной приватизации, но и годам живого общества, реальной политической жизни. Медведевские десятые должны, не возвращая нас к хаосу и нищете, вернуть реальную публичную политику, стать возвращением девяностых «на новом высшем этапе». Понимает ли Медведев, что усилившаяся оппозиция не удовлетворится местами в Думе и устремится к власти, и логическим завершением возвращения утраченной в нулевые свободы должно быть возвращение ситуации 1991 года, когда на действительно свободных президентских выборах победил кандидат оппозиции, сказать трудно. Но похоже, что понимает. В этой логике передача власти мирным и конституционным путем любому системному и вменяемому оппоненту (хоть тому же Немцову) – лучше, чем бегство от революционной толпы.
Оба пути, выбор между которыми предстоит сделать нашему тандему и нашей верхушке в целом в ближайшее время, ведут к концу российской имитационной демократии и нашей квазидинастии передающих друг другу власть президентов. Этот конец неизбежен. Обсуждать, произойдет он или нет, так же нелепо, как и обсуждать, умрем мы или нет. Альтернативными и зависящими от наших усилий являются лишь его сроки, формы и последствия для отдельных людей и для страны в целом. От того, какая тенденция возобладает в ближайшее время, как разрешится альтернатива 2012 года и, если она разрешится в пользу Медведева, как он распорядится своей властью, зависит не конечная судьба режима, а будет ли его конец мирным или он будет настоящей революцией с непредсказуемым исходом.
Реальные интересы нашей верхушки совпадают с интересами общества. Выбор путинского варианта был бы самоубийственен для самого Путина и для теперешней верхушки и очень плох для страны, которая, конечно, не погибнет от революции, но потеряет силы и время. Однако люди чаще руководствуются не разумом и реальными интересами, а инстинктами и идеологическими иллюзиями. И история полна такими самоубийственными выборами правителей. Все свергнутые бакиевы и бен али когда-то могли остановиться и пойти по иному пути. Они перестали бы быть президентами, но оставались бы уважаемыми и влиятельными политиками, и им не надо было бы бежать из страны. Но все они шли по пути, на который их толкали примитивные инстинкты и идеологический самообман. Все они убеждали себя, что их случай – особый, что народ их поддерживает, а оппозиция им – кучка безответственных демагогов, что все держится на них, и если они уйдут – страна погибнет. Все они предпочитали тяжелому и неприятному пути спасения путь, который казался удобным и легким, но оказывался для них и их стран путем в ад. Поэтому шансов на то, что Путин и его приверженцы решат, что хватит либеральничать и что стране при Медведеве грозит страшная перспектива возвращения в политику ужасных немцовых, заставят психологически зависимого от своего собрата по тандему президента освободить место, и мы продолжим движение к катастрофе, довольно много.
Опубликовано в Независимой Газете от 01.02.2011
Оригинал: http://www.ng.ru/ng_politics/2011-02-01/14_choice.html
- Войдите на сайт для отправки комментариев
Только одно добавление
Добавить к статье, которая, на мой взгляд, в ряду комментариев Димы - одна из самых сильных, хотелось бы только одно.
Задержавшиеся у власти лидеры в момент кризиса начинают мыслить и действовать компромиссно. Иногда это принимает совершенно гротескные формы, как, например, заявление больного раком 82-летнего Мубарака о том, что он не будет выдвигать свою кандидатуру на следующих выборах (на которых он, надо полагать, получил бы более 90 процентов голосов). Думаю, Мубарака это не спасет, хотя при правильной игре он мог бы, наверное, добиться того, о чем говорил в своем выступлении по телевидению во вторник ночью - умереть в своей стране. Но правильную игру надо было начинать гораздо раньше.
Прямой аналогии Мубарака с Путиным я не провожу, но сегодня он ведет себя так, что решение не баллотироваться следующих выборах будет выглядеть как компромиссный и даже великодушный жест человека, которому в ином случае была бы гарантирована победа. Но если это решение будет лишь прелюдией к сохранению тандема в нынешнем виде, то это опять - "неправильная игра". Потому что соотношение фигур в тандеме и отношения между ними будут после выборов уже другими, Медведев не захочет еще 6 лет быть связанным по рукам и ногам. Лучше было бы избавить его и себя от мучений, которые рано или поздно закончатся увольнением или отставкой премьер-министра, и принять мужественное решение. Но оно требует настоящего мужества, гораздо большего, чем военно-спортивные игры и автомобильные пробеги. Шансы не очень велики, но посмотрим.
Еще один комментарий Димы
С сайта Радио "Свобода"
Дмитрий Фурман
03.02.2011 12:24
Лейла Гиниатулина
Кровавые массовые столкновения в Египте, во время которых уже есть убитые более полутора тысяч раненых – урок для тех стран, в которых сложилась схожие режимы. С массовой коррупцией, отсутствием элементарных демократических свобод. Об этом размышляет политолог Дмитрий Фурман:
– Прежде всего, что такое египетская политическая система? Это такая же политическая система, как в большинстве стран СНГ, а с небольшими вариациями – как политическая система России. Это система, в которой главенствует личная власть президента, который может править до бесконечности, с удобной для себя конституцией. Система требует определенного демократического камуфляжа. Никаких принципиальных отличий Египта от России, Египта от Казахстана, Египта от Азербайджана нет. Соответственно, все пороки подобного рода систем общие – это постепенный отрыв власти от общества, разрыв обратных связей. Она стремится к все большему контролю над обществом и не очень понимает, что в обществе происходит. Реально это стремление к максимальному контролю влечет за собой, наоборот, отсутствие какой бы то ни было связи с обществом и, в конце концов, превращается в бесконтрольность. Такая система – это, естественно, высокий уровень коррупции. При такой системе нет нормальной оппозиции, нормальных и мощных политических партий. Народное недовольство, которое прорывается неожиданно, всегда проявляется в бурной и такой вот неструктурированной революционной форме. Поэтому уроки Египта – это те же самые уроки, которые можно было извлечь из Киргизстана, из Туниса, а до этого – из массы примеров падения подобного рода режимов. Но обычно эти уроки не извлекаются.
Возможно ли повторение событий, которые происходят в Египте, и в России? Если Россия продолжит свое движение в том же направлении, в каком она развивалась при Путине – то есть к все большему и большему контролю, формальному контролю власти над обществом, который, в конце концов, превращается в утрату какой бы то ни было связи с этим обществом, то это не только возможно, но и неизбежно. Если мы сойдем с этого пути, – и какие-то легкие признаки и очень сомнительные тенденции схождения с этого пути есть, – то, может быть, мы этого избежим.
Несколько вопросов
Павел Русланович,
Перевожу сейчас эту самую статью и хотел бы посоветоваться с Вами по поводу нескольких выражений.
Во-первых, «ураганить». В статье — «самая страшная перспектива для Путина – это возвращение в политику людей, «ураганивших» в девяностые». Естественно, это цитата из Путина: «В свое время они поураганили, в 90-х годах, утащили вместе с Березовскими и теми, кто сейчас находится в местах лишения свободы, о которых мы сегодня вспоминали, немало миллиардов».
Первое, что сразу пришло мне на ум, — had a ball. В переводе, опубликованном на сайте Путина (http://premier.gov.ru/events/news/13427/), используется близкое по смыслу had a field day. Но оба выражения, согласно словарю, подразумевают приятное, но не обязательно буйное времяпрепровождение. Тема урагана, как говорится, остается нераскрытой.
В переводе, который я нашел у «Ассошиэйтед пресс» (http://news.yahoo.com/s/ap/20110214/ap_on_re_eu/eu_russia_putin_sued), акцент, на мой вкус, наоборот, слишком сдвинут в сторону урагана: In their day they wrought havoc. Что Вы посоветуете?
Второе слово — в том же контексте — вроде бы совершенно простое: «распродать». «Если мы позволим им это сделать, они отдельными миллиардами уже не ограничатся — всю Россию распродадут». Казалось бы, чего уж проще — sell и sell. «Распродать» в отличие от просто «продать» означает «продать полностью», и, наверное, поэтому в переводе AP употребленно sell out. В переводе пресс-службы Путина стоит sell down the river, но это, насколько я понимаю, означает не столько «продать», сколько «предать».
Может быть, конечно, я все усложняю, но мне кажется, что у среднестатистического иностранца выражение to sell Russia должно вызвать сразу ряд вопросов. Кому продадут? Как продадут? Если речь идет о продаже, скажем, российских природных ресурсов, то ведь и при нынешней власти точно так же гонят за границу и нефть, и газ, и все остальное. Так что же в этом плохого?
Вообще, мне кажется, когда в 1990-е говорили, что кто-то продает Родину (например, такой разговор двух женщин: «А твой муж сейчас чем занимается?» — «Да так, Родину продает…»), это означало, что чиновник передает в частные (неважно, западные или российские) руки какое-то национальное достояние и при этом обогащается за счет взяток. При этом подразумевалось, что он либо продает его ниже рыночной стоимости, либо разрешает к продаже некий стратегический ресурс, который продаваться не должен.
Можно ли все это понять из одного слова sell? Мои коллеги-иностранцы говорят, что, в принципе, если бы они услышали, что кто-то хочет продать Россию, они примерно так это себе и представляли бы. Так что, может быть, действительно, не нужно тут ничего выдумывать и можно писать просто sell?
Третье выражение — «ничего не забывший и ничему не научившийся» Путин. Тут, конечно, нет никаких трудностей с точки зрения перевода. Просто всякий раз, когда я слышу эту цитату, меня смущают слова «ничего не забыли». Я понимаю, что означает «ничему не научились». Другими словами, люди, которые желают вернуть прежний политический строй, так и не осознали его бесперспективность, так и не поняли, что он неизбежно ведет к революции, и т.п. Но что значит «ничего не забыли»? У нас, когда говорят, допустим, о тех, кто с ностальгией вспоминает советское время, наоборот, говорят обычно, что они все забыли — т.е. забыли все плохое, что тогда было. Почему же тогда в цитате — «ничего не забыли»? Или имеется в виду, что эти люди — будь то Путин или французские роялисты — не могут забыть, как хорошо им раньше жилось? Или, может быть, имеется в виду, что они не забыли обид со стороны тех, кто сменил их у власти, и хотят отомстить им, когда вернутся? Как Вы понимаете это выражение?
И последнее: системная и несистемная оппозиция. Откуда вообще появился этот термин? Он в России родился или это перевод с другого языка? Что такое системная оппозиция? Это оппозиция, которая сама является системой (т.е. существует по определенным правилам — пишет программу, организует местные ячейки, проводит партийные конференции)? Или это оппозиция, которая является частью большой политический системы? Ну и, соответственно, как это переводить? Systemic и non-systemic? The opposition within the system и the opposition outside the system? Как это пересекается с понятиями парламентская и непарламентская оппозиция? В нашей ситуации, насколько я понимаю, совпадение практически полное. Так, может быть, имеет смысл применительно к России использовать просто parliamentary и non-parliamentary opposition, чтобы было понятнее?
Спасибо.
Сначала о Бурбонах
Владимир, приписываемая Талейрану фраза должна быть Вам хорошо известна, хотя и по-русски и по-английски (they had learned nothing and forgotten nothing) она звучит далеко не так ярко, как по-французски (personne n'a su ni rien oublier, ni rien apprendre). Я всегда понимал ее как осуждение мстительности (rien oublier) и твердолобости (rien apprendre). Так что одна из ваших интерпретаций верна (только в данном случае не могут забыть обиды не люди, отстраненные от власти, а - еще хуже - те, кто сейчас у власти, но в свое время был унижен, неизвестно кем и неизвестно, почему они так считают), а другие могут иметь право на существование только для тех, кто не знаком с источником цитаты (таких, безусловно, много, но автор статьи в принципе не обязан это учитывать).
На остальные вопросы постараюсь ответить сегодня-завтра.
Ответы
Насчет "поураганили". Здесь я на стороне «Ассошиэйтед пресс». Только я предпочитаю wreaked, а не wrought. Нашел подтверждение своего интуитивного предпочтения на сайте Onlinedictionary:
The word wrought is sometimes assumed to be the past tense of wreak, as the phrases wreak havoc and wrought havoc are both commonly used. In fact, wrought havoc is not as common as wreaked havoc. Whether wrought is considered as the past tense of wreak or of work, wrought havoc has essentially the same meaning. Etymologically, however, wrought is only the past tense of work.
"Распродать", возможно, имеет у Путина оттенок "продать задешево", поэтому среди других вариантов я бы рассмотрел they would sell Russia for a song. Sell Russia out, так же как и sell Russia down the river означает не столько "продать", сколько "предать". Дело в том, что Russia - имя собственное, поэтому возникает этот смысл (при нарицательном не возникает: We sold the book out last week).
Наконец, о системной и несистемной оппозиции. Здесь, возможно, стоит (пока, во всяком случае) пойти по пути объяснения реалии. То есть, написать systemic (i.e. official) opposition и читатель, думаю, поймет, что такое non-systemic oposition. Parliamentary opposition я бы не употреблял, хотя совпадение, действительно, налицо. Мой принцип такой: если бы автор (в более широком смысле, "российский политолог как класс") хотел сказать "парламентская оппозиция", он бы так и сказал. Если сказал по-другому, придумал некий термин, надо постараться его ввести в перевод. Это ведь не фразеологизм, при переводе которого возможен и даже желателен подбор аналога.
PS Я говориол с автором о "ничего не забыл", и он согласился с моим ответом на Ваш вопрос. Кстати, если перевод будет опубликован, просил прислать ссылку.