Пропустить навигацию.
Главная
Сайт Павла Палажченко

Из архива

На днях, разбирая архив моей мамы, я еще раз убедился в том, что наши родители относятся ко всему, что мы делаем, гораздо внимательнее, чем мы сами. В ее бумагах сохранилась ксерокопия моей статьи, опубликованной в августе 1992 года. Я об этой статье давно забыл, и поэтому начал ее читать с некоторым опасением — не понаписал ли я там каких-то глупостей. Правда, глупостей в своей жизни я писал не очень много (больше — делал), но все-таки... Дочитав до конца, понял, что за эту статью мне не стыдно. Не все в ней банально, а на фоне тогдашних дискуссий многое и вовсе неглупо. Немного коробит постоянное повторение словосочетания «прежде всего», но это деталь.

Предоставляю читателям составить свое мнение.

Где выход из Беловежской Пущи

«Московские новости»,
23 августа 1992 г.

Когда на густом внутриполитическом фоне министр иностранных дел дает порой по нескольку интервью в неделю, то недалеко и до греха. Отсюда, наверное, несерьезные, на грани гротеска, заявления о том, что, дескать, в период Горбачева — Шеварднадзе ничего особенно позитивного во внешней политике не происходило, вот только возглавлявшееся Андреем Козыревым Управление международных организаций работало хорошо. С такими утверждениями спорить не хочется — никто и не спорит.

Однако особенно опасны призывы к всеобъемлющему пересмотру внешнеполитических ориентиров, унаследованных от того самого периода, предлагаемая многими «державная» переориентация.

Многое в нынешней российской внешней политике представляется в принципе разумным. Правда, далеко не все. И дело здесь в некоторых из ее исходных позиций.

Российское руководство пришло к полностью независимому существованию не только без внешнеполитической доктрины, но и без реалистического представления о том, что будет происходить в открывшемся новом пространстве. Ждали, что без Горбачева республики быстро обо всем договорятся, — получили обострение конфликтов и превращение некоторых из них в войны. Рассчитывали на координацию с Украиной — получили спор из-за Черноморского флота и в лучшем случае двусмысленную ситуацию вокруг Крыма. Надеялись на гуманное и соответствующее международным нормам отношение к русским в Прибалтике и Молдове — получили рутинное нарушение этих прав в Прибалтике и применение оружия против гражданского населения в Молдове.

Почему так произошло?

Думаю, дело в двойственности мотиваций российских руководителей, объявивших вместе с Кравчуком и Шушкевичем о прекращении существования Союза. Да, они признали независимость всех республик и объявили новые государства ближним зарубежьем. Но боюсь, столь резкий переход не мог быстро произойти в сознании большинства русских. Не произошел он тогда и в умах деятелей, принадлежащих к верхушке российской власти.

В глубине души было, конечно же, ожидание, что многое останется без особых изменений, что республики довольствуются признанием их в качестве субъектов международного права, повышением статуса их элит, возможностью направить послов в Вашингтон и Париж. Но не задавался один вопрос: а если нет? Если окажется, что не так друг друга поняли?

Вскоре выяснилось, что действительно «не так друг друга поняли». В экономике вместо выполнения беловежских обещаний республики подрывают российский рубль, в ущерб России торгуют ее сырьем, блокируют поставки. Можно, конечно, пока не решать проблему, размышлять, что российская власть и делает. Но вот когда речь идет о проблемах кричащих: права русских в республиках, положение российских войск, территориальные претензии — страусиная позиция уже не проходит. Надо искать решение. Но все дело в том, что при условиях задач, сформулированных в беловежском соглашении, решения в принципе нет.

Ведь сразу после признания Россией полной независимости новых государств огромное число вопросов, на решение которых она хотела бы иметь влияние, перешло в сферу исключительного ведения этих государств. Принцип невмешательства во внутренние дела никто не отменял. Есть, конечно, и соглашение о Содружестве, есть принцип экстерриториальности прав человека. Но действенность первого была продемонстрировала буквально в первые часы после его подписания, когда Украина до неузнаваемости перетолковала ключевые положения, касающиеся границ и прав граждан. А второй, к сожалению, если и действует, то замедленно, в итоге длящейся годы и даже десятилетия «правильной осады».

Разумеется, если бы процесс перехода унитарного государства в иное качественное состояние был растянут во времени, была бы возможность постепенно  отрегулировать эти вопросы. Но российские демократы и российское руководство выбрали иной путь — вариант моментальной независимости всех бывших союзных республик. В этих условиях линия российского МИДа была юридически абсолютно чистой, поскольку основывалась на полном признании прерогатив новых независимых государств. Итог, однако, оказался плачевным, что наиболее ярко проявилось в Приднестровье.

Сейчас в приднестровском конфликте наметилось некоторое успокоение. Представители российского руководства, настоявшие на более жесткой линии в отношении молдавских лидеров, провозглашают победу своего курса. Действительно, у Мирчи Снегура хватило благоразумия понять, каково в конечном счете соотношение сил. Но ведь того, что произошло раньше, уже не отменишь, погибли сотни мирных жителей. Кроме того, приднестровский конфликт лишь один из явных или потенциальных конфликтов подобного рода, и рычагов воздействия на них у России нет или почти нет.

Судя по всему, российский МИД особенно рассчитывал на мнение мирового сообщества. Пока во всяком случае этот рычаг не срабатывает. По не совсем понятным причинам Запад не стал остро реагировать на действия молдавских властей против приднестровцев. Тем более нет гарантий поддержки жалоб России па прибалтийские страны. Вообще России следует быть готовой к тому, что она не всегда будет ходить в любимицах Запада и что по мере возникновения новых конфликтов и проблем ей будет не всегда легко отстаивать перед миром свою позицию.

А в том, что они возникать будут, сомневаться не приходится. И каждый раз придется искать чисто прагматический выход из положения. Советов на этот счет я давать не берусь, тем более что их и так хватает. Например, в последнее время с ними   выступили   С.Станкевич и А.Мигранян. Концепция Станкевича сводится к тому, что надо иногда и ногой уметь топнуть. В принципе это верно, ибо учитывает хотя бы психологию бывшего партхозактива, оказавшегося сейчас у власти в республиках. Но топать придется в строгих рамках международного права. И выдвигающимся сейчас на авансцену российским политикам, склонным к более жесткой линии в отношениях с республиками, надо об этом помнить. И, кстати, поменьше бы державно-патриотической риторики, которая, как показал обмен статьями между Станкевичем и группой американских советологов, лишь пугает наших западных партнеров.

Что же касается советов Миграняна, то они прежде всего не совсем понятны. Россия, пишет, например, Мигранян, уходит из Средней Азии, и это правильно, но вот из Закавказья уходить нельзя, «и ни в коем случае нельзя уходить из Крыма». Звучит очень глубокомысленно, но что значит «уходить»? Или, если на то пошло, «не уходить»? Во всех этих местах живут и в обозримом будущем будут продолжать жить миллионы русских, которым не до сложных геополитических выкладок. Им хочется, чтобы жизнь поскорее пошла в нормальную колею, и, хотим мы того или не хотим, они будут обращать свои взоры к России. Никуда не денешься — надо искать возможности помочь им.

В «ближнем зарубежье» надо без ненужного теоретизирования проводить прагматическую политику, учитывающую специфику этих стран. В конечном счете ее успех будет определяться тем, какая тенденция возобладает в Содружестве — к полному разводу или к установлению сотрудничества, восстановлению естественных связей. А это зависит прежде всего от того, насколько ответственно будут вести себя «первые лица».

Если же говорить об отношениях с другими государствами, то здесь, по-моему, главное — не изобретать велосипед. В наследство от последнего руководства бывшего Союза России достались нормальные отношения практически со всеми странами. За пять-шесть лет удалось договориться с американцами о ликвидации целых классов ракет, а также химического оружия, нормализовать отношения с Китаем, выпутаться из войны в Афганистане, достойно пережить события, связанные с объединением Германии и революциями в Восточной Европе, вернуться в качестве участника мирного процесса на Ближний Восток — этот список можно продолжить. Кажется, некоторые ошибки и промахи российского МИДа были от желания переплюнуть предшественников. Обсуждать эти промахи, пожалуй, нет большого смысла, ведь что бы ни говорил министр, он наверняка прекрасно понимает, что с Сербией, например, вышло довольно неуклюже или что в союзники Запад возьмет нас не скоро.

Нормальная, терпеливая, солидная политика, направленная на поддержание хороших отношений со всеми странами независимо от их «идеологической принадлежности», — вот что сейчас нужно. Условия для проведения такой политики сейчас есть. Есть для нее и кадровый фонд, только не надо время от времени давать понять мидовцам, что они запятнали себя сотрудничеством с прежним режимом. И вряд ли надо заниматься разработкой глубокомысленных концепций национальных интересов, геополитическими играми, предпочтениями той или иной стране или группе стран. Принципы цивилизованных, как модно сейчас говорить, отношений между странами хорошо известны. Давайте им следовать.

Что же касается министра иностранных дел, то, конечно, совсем нехорошо, когда на протяжении месяцев идут разговоры о его отставке. Говорить с коллегами и зарубежными собеседниками в таких условиях крайне затруднительно. Нехорошо и то, что министр является частью сложного внутриполитического уравнения и нередко воспринимается больше в этом качестве. Сейчас, когда многие демократы первого призыва оттеснены с главных ролей в администрации Ельцина, уход Козырева действительно мог бы привести к нарушению остаточного баланса сил. Этот факт, а также то, что выбор преемника нынешнего министра был бы непростым делом, вероятно, поможет ему сохранить место. Но эта проблематика уже из другой области.