Двадцать лет спустя

П.Палажченко

Недавно в Горбачев-Фонде состоялся круглый стол, посвященный 20-летию выступления М.С.Горбачева в ООН. С основным докладом выступил главный редактор журнала «Россия в мировой политике» Федор Лукьянов. Суть доклада — в опубликованной на сайте www.gazeta.ru публицистической статье, которую я здесь с удовольствием привожу, вместе с моим небольшим выступлением — откликом на тезисы Лукьянова.

Лукьянов:

Мир развивается так быстро, что исторические заявления, вызывающие громкий резонанс, очень скоро вытесняются новыми обстоятельствами и задачами.

Перелистывать документы недавнего прошлого полезно, чтобы трезво оценить пройденный путь и понять, многого ли мы на самом деле добились.

О чем сегодня говорят?

О глобализации: «Мировое хозяйство становится единым организмом, вне которого не может нормально развиваться ни одно государство, к какой бы общественной системе оно ни принадлежало и на каком бы экономическом уровне оно ни находилось».

О демократии: «Самоутверждение многоликости мира делает несостоятельными попытки свысока посматривать на окружающих и учить их «своей» демократии. Не говоря уже о том, что демократические ценности в «экспортном исполнении» зачастую очень быстро обесцениваются».

О кризисе глобального управления: «Неупорядоченная стихийность заводит в тупик. И мировому сообществу предстоит научиться формировать и направлять процессы таким образом, чтобы сохранить цивилизацию, делать ее безопасной для всех и более благоприятной для нормальной жизни». К тому же «было бы наивно думать, что проблемы, терзающие современное человечество, можно решать средствами и методами, которые применялись или казались пригодными прежде».

О многополярности: «Идея демократизации всего миропорядка превратилась в мощную социально-политическую силу».

О новой архитектуре европейской безопасности: «Хельсинкский процесс — великий процесс... Его необходимо сохранить и углублять во всех аспектах, но с учетом новых обстоятельств».

Все эти слова мог бы произнести любой из современных российских, да и не только российских руководителей. Между тем, цитатам ровно 20 лет.

7 декабря 1988 года генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачев выступил с речью перед Генеральной ассамблеей ООН, в которой советский лидер впервые призвал к построению «нового мирового порядка», построенного на общечеловеческих ценностях, и отказу от идеологических подходов.

Горбачев говорил о взаимозависимом мире, о нарастающих проблемах — экологических и социальных (слово «глобальный» тогда еще не было в ходу, хотя речь шла именно о них), о разнообразных угрозах стабильности и о качественных изменениях, которые переживает планета.

Речь Михаила Горбачева читается как современный документ. В ней помимо приведенных выше цитат затронут еще целый ряд тем, звучащих крайне актуально. Это и милитаризация космоса, и милитаризация мышления в целом, и необходимость незыблемости международного права, и роль институтов мирового управления, наконец, проблема Афганистана (которую не смогли решить ни СССР, ни США и НАТО) и пр. Выясняется, что за 20 лет не найдено ответов практически ни на один вызов, с которыми человечество сталкивалось тогда.

О двадцатилетии речи в Генассамблее ООН практически никто не вспомнил. Неформальная дискуссия в связи с годовщиной прошла только в Фонде Горбачева, в ней в основном участвовали те, кто был причастен к подготовке знаменитого выступления. Между тем, подобное забвение как минимум расточительно с точки зрения отношения к собственной недавней истории, ее интеллектуальному богатству.

Наследие перестройки сейчас вспоминать не принято, а если кто-то и обращается к тому времени, то, как правило, чтобы предать анафеме. Последствия предпринятого тогда рывка к трансформации общества и государства действительно оказались плачевны. В причинах этого когда-нибудь разберутся спокойно и непредвзято. Возможно, и оценки, которые сегодня кажутся окончательными, подвергнутся тогда коррекции.

Период перестройки был, наверное, самым творческим, богатым на идеи и политические инновации периодом. В обществе сформировался запрос на перемены, власть, которую олицетворял Горбачев, пыталась найти на него ответ.

Идеализм команды генсека, который впоследствии одни стали называть наивностью, другие — предательством, был вдохновлен ощущением судьбоносности момента, чувством неизбежности изменений.

Концепция, изложенная в речи 7 декабря 1988 года, оказалась последней из предпринятых в нашей стране попыток выработать собственный целостный взгляд на проблемы мироустройства. С тех пор ничего подобного не происходило.

В начале 1990-х считалось, что интересы и цели Москвы не должны отличаться от интересов и целей «цивилизованного мира», соответственно, никакого собственного взгляда не нужно. Затем был период сумятицы и разочарований, после которого Россия начала дистанцироваться от западной парадигмы, но своей системы идейных координат не создала. Нынешний взгляд на себя и мировые дела — смесь стремления к реваншу, глубинного ощущения внутренней слабости, меркантилизма (как государственного, так и частного) и принципов реальной политики в ее наиболее классических проявлениях. Примечательно, что и сегодняшние внешнеполитические новации во многом представляют собой попытки приспособить к новой ситуации прежние идеи, в том числе и те, которые возникли в годы перестройки.

Будь то «Хельсинки-2» или «евроатлантическое пространство от Ванкувера до Владивостока» — это эхо минувших эпох. При этом политическое мышление носит реактивный характер, оно откликается — с большим или меньшим успехом — на внешние вызовы, но не предлагает собственное видение.

Михаил Горбачев утверждал в своей речи, что «жизнь заставляет отбрасывать привычные стереотипы, устаревшие взгляды, освобождаться от иллюзий». Стереотипы оказались намного более живучи, чем представлялось. А вот освобождение от иллюзий стало очень модным, правда, иллюзиями объявили все, выходящее за сугубо утилитарные рамки.

Идеалы нынче не в чести, благородные порывы времени перемен дискредитированы их практической реализацией. Прагматизм и реализм в политике — путеводные лозунги нашего времени.

На обсуждении в Фонде Горбачева его многолетний помощник по международным делам Анатолий Черняев напомнил о том, что историю движет не утилитарный прагматизм, а идеи. Только они способны создавать творческую среду, в которой рождается прогресс. Сегодня о творчестве в мировой политике остается только мечтать.

П.Палажченко:

В контексте обсуждения речи М.С. Горбачева я позволю себе довольно откровенно высказаться о нынешней российской внешней политике.

В основе речи Горбачева в ООН был, безусловно, пересмотр взгляда на мир, новый для нас анализ положения в тогдашнем мире. Косвенно, а местами и напрямую это было опровержение прежнего, конфронтационного взгляда на мир. Взгляда, основанного на посылки, что на мировой арене, в международных отношениях идет классовая борьба. Это было опровержение взгляда, который завел страну в изоляцию, который приводил к постоянному, на протяжении всего послевоенного периода, отступлению нашей страны. Именно к отступлению.

Я недавно читал дневник одного человека, который «для себя» полемизировал с А.С. Солженицыным, рисовавшим в начале 70-х годов картину экспансии Советского Союза, его постоянного наступления и завоевания им новых позиций в мире. Вот что он писал:

«Вопреки Исаичу мы больше потеряли в послевоенное время в своем политическом влиянии, чем обрели».

И дальше идет список: «Мы потеряли Китай, который сам вырос в империю, чья потенция направлена теперь против нас. Потеряли Корею. Потеряли великую стратегическую перспективу в Индокитае. Потеряли Иран (историю с иранским Азербайджаном даже Сталин проморгал). Потеряли Югославию. Наголову потеряли Румынию. Потеряли базу в Адриатике — Албанию. Балканы почти не наши. Потеряли базу в арабских странах, ушли из Средиземного моря. Кажется, довольно — мир советской империи сузился. Сил у нас нет. Поэтому лучше не вынуждаться из последних сил защищать моменты политического престижа».

Это из дневника Давида Самойлова.

Что же произошло в годы перестройки? Горбачев отказался от посылки, что международные отношения и даже мирное сосуществование есть классовая борьба, встал на позиции здравого смысла, на позиции международного права. Безусловно, это был прорывом.

Одновременно в речи — не напрямую, но достаточно ясно — выражена мысль, что мы не считаем, что нашей стране угрожает военная опасность извне, что мы не ожидаем агрессии со стороны Запада (или, если на то пошло, Китая).  СССР, как его видел Горбачев, не нуждался во внешнем враге.

Однако сегодня конфронтационный менталитет (пусть без элемента «классовой борьбы») возродился и усиливается. И этот менталитет опять ведет нашу страну в изоляцию. Полностью согласен с Ф.А. Лукьяновым: безусловно, новая конфронтация будет еще более невыгодной для России.

Внешняя политика инерционна, и это хорошо. Какие-то элементы внешнеполитических подходов Горбачева сохраняются и сегодня, хотя нынешний режим предпочитает о преемственности с его политикой  не говорить. Но мы видим и противоположную тенденцию. И, кстати, видим на примере последних нескольких лет, что конфронтационный менталитет ведет к копированию худшего в американском внешнеполитическом поведении и даже в американской внешнеполитической лексике. Это, например, словосочетание «смена режима». Это прозвучавшая в прошлом году формулировка «Грузия знает, что она должна делать», полностью воспроизводящая высказывание Кондолизы Райс в отношении Сирии: «Сирия знает, что она должна делать». Это непропорциональная реакция на провокации, тоже характерная для худших аспектов внешнеполитического поведения США.

Налицо нежелание посмотреть на мир реально и увидеть, что угроз извне для безопасности России как не было 15 лет назад, так и нет сейчас. Мир входит в эпоху, когда правильно понятые национальные интересы различных стран совершенно не обязательно взаимно противоречивы, наоборот — они во многом аналогичны. Но осознания этого у нас нет и, на мой взгляд, нет желания это осознать. Есть, наоборот, стремление увидеть угрозу, буквально повсюду выискивать угрозы. И поскольку есть это стремление, видимо, объясняющееся и психологическими, и культурными факторами, и незрелостью нашего истеблишмента, у части этого истеблишмента и в значительной части населения формируется определенный взгляд на мир и на место в нем России.

Грубо говоря, это Россия, которая окружена врагами, которая окружена «русофобами». Это, по-моему, абсолютно бесперспективный взгляд. И этот менталитет, который ведет нас в дальнейшую изоляцию, придется каким-то образом преодолевать.

К сожалению, возможности его преодоления в нынешних условиях, видимо, невелики.

В речи Горбачева действительно есть много нужного для строительства нового миропорядка. Я тоже перечитал эту речь и считаю, что она действительно делает честь Горбачеву и тем, кто работал с ним над ней. Применимо ли к это к миру, который, как с некоторым преувеличением сказано и в тезисах Ф.А. Лукьянова, и в высказываниях А.С. Черняева, развивался в последующие годы не так, как предполагалось, а развивался в неблагоприятном направлении?

Да, действительно было немало неблагоприятного за последние 20 лет. Но если говорить о монополярности, о монопольном лидерстве США, то я думаю, что эта проблема будет решаться. Как мне представляется, она будет преодолеваться, «изживаться» по двум причинам.

Первая причина — это то, что усиление других центров силы объективно, и Америка должна будет с этим считаться.

Вторая причина — это то, что полная монополия оказалась невыгодной самой Америке. Она спровоцировала Америку на шаги, последствия которых ей придется долго расхлебывать и будет трудно преодолевать.

Налицо объективная необходимость в выработке нового взгляда на мир. Есть, на мой взгляд, и возможность выработки новой, общепринятой философии мира. И у Горбачева в этой речи, и в целом в новом мышлении, на мой взгляд, есть очень многое для выработки этого нового взгляда. Но естественно не всё, потому что, конечно, мир изменился и продолжает меняться.

Что, на мой взгляд, конкретно предстоит в этих условиях помимо решения «пожарных» задач преодоления кризиса и т.д.? Предстоит болезненный для нас и не только для нас пересмотр некоторых принципов международного права. В частности, принципа невмешательства. И я имею в виду не только вопрос о так называемом гуманитарном вмешательстве (хотя он заслуживает внимания и, наверное, этот аргумент прозвучал бы в дни российско-грузинского конфликта сильнее, чем наличие российских паспортов у жителей Южной Осетии).

Я имею в виду проблему недееспособных государств. Потому что недееспособные или утрачивающие дееспособность государства будут представлять всё бóльшую угрозу миру. Это, как мне кажется, уже реальность и не считаться с этим нельзя. Мы это видим в Сомали в несколько опереточном варианте пиратства. А представьте себе действительно реальную возможность получения какими-то элементами в недееспособных государствах доступа к ядерному оружию. Вот «цепочка»: террористы, недееспособные государства, Пакистан. То, что сейчас происходит вокруг Пакистана, чрезвычайно серьезно. И, видимо, речь пойдет — уже пошла — о целенаправленном вмешательстве международного сообщества в дела Пакистана.

Вмешательство в экономическую политику — это тоже очевидная реальность, которая возможно будет приобретать все более широкие масштабы. Видимо, предстоит очень болезненная «инновация» в этой сфере. Вообще все реальные инновации болезненны.

Россия, наверное, смогла бы поучаствовать в процессе выработки этих необходимых, заранее не очевидных инноваций. Но она сможет в этом поучаствовать только в случае, если она пересмотрит свой нынешний взгляд на мир, который в слегка огрубленном виде сводится к тому, что мы окружены кольцом врагом и русофобов. Если она пересмотрит этот взгляд так же смело, как Горбачев пересмотрел советский взгляд на мир, как на арену классовой борьбы.

По всей вероятности, отказ от этого нынешнего российского менталитета и взгляда на мир может быть только результатом того, что называется «прерывом постепенности» у нас в стране. Ведь те огромные перемены, которые провел Горбачев в сфере внешней политики, были возможны в результате внутренних перемен и, соответственно, пересмотра взгляда на мир у нас в стране. И сейчас, если мы хотим поучаствовать в очень трудном и болезненном процессе создания нового миропорядка, нам придется пересмотреть сложившийся у нас взгляд на мир и на место России в нем.

К сожалению, это может произойти, видимо, только в условиях системных изменений в нашей стране. Но, откровенно говоря, возможностей мягкого перехода к новой «общественно-политической парадигме» я сейчас не вижу, как-то не просматривается путь мягкого перехода. И это заставляет меня смотреть на краткосрочную перспективу с некоторым пессимизмом. Если говорить более конкретно, то боюсь, что мы не сможем воспользоваться теми реальными возможностями, которые, видимо, возникнут в связи со сменой администрации в США.