На идеологическом фронте без перемен

Д.И. Ермолович, П.Р. Палажченко

Эта статья, совместная с Дмитрием Ермоловичем, опубликована в журнале «Мосты» и основана на ранее публиковавшихся нами материалах - с дополнениями, потому что тема остается актуальной.

Кто бы мог подумать, что грубая ошибка обнаружится в чуть ли не официальном переводе на русский язык одной из статей Конституции ФРГ? Один участник дискуссии на «Фейсбуке» утверждал, что «в большинстве европейских стран религиозное образование обязательно». Конечно, на самом деле всё наоборот: даже в такой сугубо католической стране, как Польша, оно факультативно. «А вы почитайте статью 7 Конституции ФРГ», – возражают оппоненты. Читаем:

„Die Erziehungsberechtigten haben das Recht, uber die Teilnahme des Kindes am Religionsunterricht zu bestimmen“. (Обладатели права на воспитание ребенка – т.е. родители или опекуны – имеют право решать, посещать ли ему уроки религии.)

Вроде всё ясно: религиозные уроки не обязательны. Оппоненты опять возражают: уж если на то пошло, процитируйте всю статью целиком. И вот на сайте VIVOS VOCO (на который дает ссылку «Википедия») нашелся следующий перевод третьего пункта статьи 7:

«Религиозное обучение является в публичных школах, за исключением неконфессиональных школ, обязательным предметом. Без ущерба для права надзора государства религиозное обучение производится в соответствии с принципами религиозных общин. Ни один преподаватель не может быть обязан против своей воли вести религиозное обучение».

Извините, чушь какая-то. Это очевидно противоречит предыдущему пункту (оправе выбора родителями). Но и на других сайтах – например, на сайте Торгово-экономического бюро посольства ФРГ в РФ – примерно то же самое, к тому же со ссылкой на издание: «Федеративная Республика Германия. Конституция и законодательные акты», Москва 1991. («Перевод с изменениями» – отредактировали, значит.)

Пора обратиться к оригиналу:

Der Religionsunterricht ist in den offentlichen Schulen mit Ausnahme der bekenntnisfreien Schulen ordentliches Lehrfach.

Значит, кто-то когда-то «проинтерпретировал» этот самый ordentlich Lehrfach как «обязательный учебный предмет», и пошло-поехало, из одной книги в другую. Только в одном месте – на сайте globus.de – дан правильный перевод:

«Обучение религии в публичных школах является ординарным предметом, за исключением неконфессиональных школ».

Наверное, можно было бы и получше сформулировать, например, так: «религия преподаётся как обычный учебный предмет» (имеется в виду, видимо, что без прозелитизма), но здесь хотя бы всё поставлено на свое место.

В чем причина такой ошибки? Может быть, в том, что среди словарных значений слова ordentlich есть что-то сбивающее с толку (возможно, постоянный для кого-то значит ‘обязательный’). Может быть, это не слишком удачная попытка учета исторического контекста: ведь в послевоенной Германии, рассуждал переводчик, конституцию писали в основном люди из ХДС/ХСС, которые, вероятно, хотели сделать этот предмет обязательным.

Так или иначе, но противоречащая логике формулировка переводчика, которую, увы, не глядя скопировали даже немецкие представительства, оказалась очень на руку деятелям, настроенным в антизападном ключе. Отмежевываясь от «тамошних» ценностей, они тем не менее обожают цитаты и псевдоцитаты из западных источников, которые вроде бы косвенно оправдывают их собственную идеологию.

При советской власти, особенно в сороковые–шестидесятые годы XX века, в учебниках и статьях провозглашался – пусть и в форме вялых ритуальных деклараций – принцип «партийности» перевода, являвшегося якобы одним из участков идеологической и даже классовой борьбы. Переводить предписывалось не столько точно, сколько идеологически «правильно», и при конфликте второго с первым точность без колебаний приносилась в жертву идеологии.

Например, в одном из первых изданий университетского учебника А.В. Фёдорова¹ в качестве образцового приводился перевод, в котором слову contortions (‘искажения, передержки, передергивания’) применительно к «буржуазной» прессе, пишущей о советской политике, соответствовали по-русски не меньше и не больше как извращения; зато решительно отметался перевод propaganda victory – пропагандистская победа применительно к советским заявлениям о сокращении вооружений, и вместо него предлагался вариант политическая победа. Представлять страну Советов как источник какой бы то ни было пропаганды, пусть даже и с точки зрения «классового врага», переводчику запрещалось (и это несмотря на то, что внутри страны оборот «пропаганда и агитация» обозначал важнейшее направление идеологической работы, а в центральном комитете компартии существовал влиятельный Отдел пропаганды).

При издании в СССР популярного в школах и вузах словаря английского языка А.С. Хорнби (Advanced Learner’s Dictionary)² из него были исключены «идеологически чуждые» определения таких слов, как socialism, communism, imperialism. Их подменили «правильными» дефинициями (кто их сочинил, история умалчивает), полностью соответствующими марксистско-ленинской доктрине. Этот подлог был совершен с со гла сия британского правообладателя (Oxford University Press), за что соотечественники подвергли оксфордцев обоснованной критике. Правда, чтобы не позориться перед остальным миром, английская сторона настояла на оговорке о том, что советское издание имеет право на распространение только в границах Советского Союза.

Пример «идеологического переосмысления» – а скорее всего, намеренного искажения – можно найти и в книге «История дипломатии», где приводятся слова из речи президента Трумэна 19 декабря 1945 года о «бремени постоянной ответственности за руководство миром», которое легло на США, и «необходимости доказать, что США полны решимости сохранить свою роль руководителя всех наций»³.

А в оригинале:

Whether we like it or not, we must all recognize that the victory which we have won has placed upon the American people the continued burden of responsibility for world leadership. The future peace of the world will depend upon whether or not the United States shows that it is really determined to continue in its role as a leader among nations.

Как видим, в английском тексте – неопределенный артикль, в данном случае весьма значимый, и слово among – среди (a leader among nations). Ясно, что речь идет о лидерстве среди других наций, а не о руководстве ими. Из этой формулы вытекает и корректный для данного контекста перевод сочетания world leadership: это не «мировое руководство» и даже не «мировое лидерство», а лидерство на мировой (или международной) арене.

Советская власть ушла в небытие, и мы вроде бы уже забыли о требованиях «партийности» и идеологической модуляции перевода. Однако трудно отделать ся от впечатления, что сегодня «кто-то кое-где у нас порой» начинает вновь руководствоваться этими установками. Вот отрывок из статьи Р. Коэна в «Нью-Йорк таймс»:

There will certainly be new military and financial constraints on the next president after the incompetence and profligacy of the Bush years. But those years have also shown how little of significance happens without American leadership.

Перевод на сайте inosmi.ru:

«Безусловно, после некомпетентности и расточительности администрации Буша новый президент будет скован новыми военными и финансовыми ограничениями. Но эти годы также показали, как мало значительного происходит без американского руководства».

В общем, опять взяли на вооружение руководство, этот псевдоэквивалент (в большинстве случаев) слова leadership. Силен, силен соблазн изобразить американцев как претендентов на мировое господство, излагая вроде бы их собственные слова. Так убедительнее.

Еще убедительнее будет, если президента США раскритикуют американские же высокопоставленные военачальники. Вот, почитаем:

Барака Обаму раскритиковали за план вывода войск из Афганистана. Сделали это его собственные генералы... «Решение президента оказалось более агрессивными влечет за собой больше рисков, чем я ранее предполагал. Чем больше наших войск останется в Афганистане и чем дольше они там пробудут, тем безопаснее будет военная операция...», – заявил председатель Комитета начальников штабов вооруженных сил США адмирал Майкл Маллен. («Вести»)

Есть явное противоречие здравому смыслу в том, чтобы называть агрессивным план по ускоренному выводу войск. В русском языке, согласно словарю С.И. Ожегова, агрессивный значит:

1. относящийся к агрессии (незаконному применению вооруженной силы, нарушению территориальной неприкосновенности);
2. наступательно-захватнический (агрессивная политика; действовать агрессивно);
3. враждебный и вызывающий (агрессивный тон).

Но в заявлении генерала речь идет не о наступлении и захвате территории, а, наоборот, о выведении вооруженных сил из оккупированной страны. Давайте, объективности ради, прочтем в оригинале точную цитату из заявления адмирала Маллена:

As I said, I support them. What I can tell you is, the president’s decisions are more aggressive and incur more risk than I was originally prepared to accept. More force for more time is, without doubt, the safer course. But that does not necessarily make it the best course. Only the president, in the end, can really determine the acceptable level of risk we must take. I believe he has done so.

Как видим, в этом заявлении адмирал абсолютно лоялен президенту. Он лишь признает, что первоначально был готов согласиться с менее рискованным вариантом вывода войск, – и дает тем самым понять, что сейчас поменял свою позицию. Далее он подчеркивает, что лишь президент в состоянии правильно оценить уровень риска и, видимо, уже это сделал. Маллен однозначно заявляет, что поддерживает решения президента (I support them).

Так что нет в речах военачальников никакой критики, и неуместно использовать в переводе их заявлений слово агрессивный как слово с негативной оценочностью по отношению к решению их президента. Значения английского слова aggressive и русского агрессивный во многом расходятся. Aggressive в наши дни, как правило, используется в нейтральном и даже позитивном ключе в смысле ‘настойчивый, стремительный, энергичный, активный, решительный’. (Например, многие компании провозглашают “an aggressive market policy”, т.е. политику активного завоевания рынка.)

Так что, если точно передавать мысль генерала по-русски, то решения президента не «агрессивны», а предусматривают более энергичные меры или идут дальше, чем предполагалось ранее.

Можно усмотреть в цитированном переводе чисто лингвистическую ошибку, связанную с псевдоинтернациональным словом (ложным другом переводчика). Но нельзя отрицать и связь этих вольных или невольных ошибок с идеологическим аспектом вопроса.

Очевидно растущее тяготение многих наших авторов и СМИ к тому, чтобы померить идеологического оппонента на собственный аршин и попытаться убедить читателей, что до того аршина ему еще надо тянуться. Вроде бы без отступления от словаря информация подправляется в переводе так, чтобы пред ставить ее как самопризнание цитируемых в неискренности, в отказе от собственных основополагающих принципов. Видите, люди, они же сами это говорят (пишут)!

На такой эффект и работают невинные, на первый взгляд, переводческие и редакторские натяжки, укрепляющие недоверие к «коварному» Западу и его «руководителям» – американцам. У последних, что бы они ни делали, вообще нет шанса оправдаться перед нашими «идеологами». Вводят войска в Афганистан – совершают агрессию, выводят оттуда эти же войска – опять демонстрируют агрессивность.

На идеологическом фронте без перемен...

¹ А.В. Фёдоров. Введение в теорию перевода. – М., Изд-во литературы на иностранных языках, 1958, с. 274–275.

² А.С. Хорнби. Толковый словарь современного английского языка для продвинутого этапа. – М.: Рус. язык, 1982.

³ История дипломатии / Под ред. А.А. Громыко, И.Н. Земскова, В.А. Зорина, В.С. Семенова, М.А. Харламова. Т. 5. – М.: Политиздат, 1974, с. 242.